Александр Кудрявцев - Я в Лиссабоне. Не одна[сборник]

Он доплыл до вершины овала и облокотился на бортик, тяжело дыша. Через секунду рядом вынырнул Венсан. Легко подтянувшись, он сел на край рядом с Котовым, вытер лицо ладонями и подмигнул. Проморгав-шись, Котов разглядел, что под пальмами тетушка Изабель, наклонившись к столику с напитками, доливает что-то в бокалы племянницы и Ингрид. Музыка звучала то слабее, то громче, будто подчинялась хмельным пальцам, играющим пультом.

— Венсан! — Котов склонился к уху принца по вызову.

— Ну?

— А что я должен делать ну… в плане тети и племянницы?

— С Бьянкой я разберусь. А с тетей Изабель. Попроси ее показать тебе свою коллекцию современной живописи. Ну такая мазня. Но она гордится ею. А ты у нас вроде художник.

— У нас с ней должен быть секс?

— Успокойся. Эта встреча — без секса. Так — просто приятное общение.

— Общение?

— Ну да! Учти — она дико богатая тетка. Ладно, я пошел!

Он соскользнул с бортика и резко ушел под воду головой вниз — с упругой грацией морского котика. Котов только хмыкнул. У противоположного бортика пловец явился из-под воды и без напряжения выбрался. Выпрямившись во весь рост, блестя кожей, он что-то сказал болельщицам в креслах (те прыснули), принял у Ингрид бледно-кофейное полотенце и стал обтираться.

Котов тихонько поплыл вдоль края голубого овала — к шезлонгу с одеждой. В двух шагах от шезлонга тетушка Изабель с плавающей улыбкой на круглом лице искала маленьким фотоаппаратом выгодные ракурсы. Возможно, спину Венсана. Котов подплыл и, содрогаясь, вылез. Тетушка обернулась, смешно всплеснув рукой с фотоаппаратом:

— Мой Бог! Вы же сейчас замерзнете!

И через минуту принесла и подала ему полотенце, деликатно отводя глаза. Котов про себя еще раз отметил: совершенная Бель-Маман. Он растерся до ощущения жара в коже, натянув свитер и джинсы, после чего закономерно вспомнил о главном:

— Изабель, а вот сейчас бы как раз коньяку…

За столом на террасе, где на сей раз они были вдвоем, разомлевший русский художник, махнув вторую рюмку, вспомнил, наконец, уместное сравнение.

— Знаешь, ты похожа на Катрин Денев. Ну вот есть общее.

О том, что речь идет о Катрин — «теще», понятное дело, не уточнил. Но ушлой тетушке не нужно было ничего разъяснять.

— Это ты про нее теперь? Мне, кстати, уже говорили! Она, правда, весит больше меня килограмм на пять. — Изабель рассмеялась довольно. — Я, кстати, видела ее несколько раз в Каннах, встречались на Круазетт.

— Она снова вышла замуж?

— О, нет! У нее есть друг. Довольно молодой, — Изабель сузила серые глаза, — она не любит появляться с ним в людных местах. Но все знают.

Благодушный Котов вылез из-за стола, чтобы подойти к балюстраде, преграждающей путь в пропасть. Оказалось, каменистый склон за оградкой не так уж страшен и крут: можно было вообразить скольжение вниз на заднице между темных валунов и пучков травы. Хмельная фантазия. Котов обернулся:

— У тебя вроде бы есть коллекция работ современных художников. Можешь показать?

— Да! Ее начал собирать мой второй муж. Я тоже кое-что купила. Хочешь посмотреть?

— Я бы с удовольствием.

В доме они задержались в большом светлом холле: огромные окна выходили на бассейн и в японский сад. Голубой овал посылал блики на стены. Изабель взяла в шкафчике ключ. На втором этаже она открыла одну из комнат. Это было что-то вроде обширной гостиной, служащей выставочным залом, — с двумя узкими диванца-ми и камином.

Котову вообще-то было начхать на французских импрессионистов, тем более современных. Будучи журна-люгой-бульварщиком, он воспринимал их как жуликоватый сброд. Залить холст слоями краски, используя весь радужный спектр, взмесить все это кистью, стараясь делать мазки погуще, — и потом пытаться впарить это разбогатевшему бандиту в перстнях. Таков, по его мнению, был алгоритм современного арт-бизнеса. Но, не желая обидеть Изабель, он скучал возле каждого полотна с вариациями радуги не меньше минуты.

— У меня было еще три рисунка Пикассо, — сказала Изабель, будто оправдываясь, — но я передала их в музей Пикассо в Антибе. Они висят теперь там, но с указанием, что из частной коллекции…

— Замечательно, — рассудил Котов. Изабель быстро взглянула на него.

— А. Альберт, скажи, где вы познакомились с Венсаном?

— В Антибе, в ресторане «Каскад», — сообщил Котов, не задумываясь, — сидели вместе за стойкой, разговорились. Он забавный, правда?

— А давно это было?

Такой формат расспросов уже не втискивался в светскую беседу. Котов слегка насторожился:

— Недавно. А что?

Изабель будто и сама озаботилась неловким поворотом беседы:

— Нет-нет, ничего. Мне просто стало интересно.

Помедлив, она все же сочла нужным закончить:

— Мне просто показалось странным, что вы. ну, могли подружиться. Мне просто показалось, что он позвал вас случайно, ну, может быть, был вынужден.

Котов ощутил мгновенный наплыв резкого стыдного чувства, близкого к оторопи. Будто его уличили в подделке результата теста, который он не прошел. Ну, в сущности, так и было. Он, впрочем, не особенно колебался с ответом:

— Ну да. Так и было.

— Тогда, вероятно, вам было с нами скучно.

Он, наконец, нашел серую глубину ее глаз. И успокоился. В глубине плескалась не злость, но печаль. Котов глубоко вздохнул:

— Изабель! Что ты! Я считаю, мне повезло. Чудесный день! Мне было здорово! Знаешь, на самом деле, интересно, как это вам с Ингрид удается дружить. Ведь вы очень разные, это заметно. Вы так спорили!

Изабель улыбнулась:

— О, мы часто спорим, да! Ингрид — заядлая социалистка. Когда мы спорим о политике — со стороны это, наверное, очень смешно… но она очень славная.

Он отошел к окну, отдавая должное последней в ряду мазне с ярко-желтым яичным желтком по центру.

— Интересная игра цветов, — высказался Котов. Изабель рядом покорно кивнула. Его взгляд скользнул за окно. Внизу голубел бассейн. Обнаженный Венсан сидел в одном из шезлонгов, вольно раскинув руки. У его ног на корточках сидела Бьянка, напряженно работая совершенно заполненным ртом. Ее левая ладонь механически поглаживала живот юного эллина. Ингрид, чуть склонившись со своего кресла, жадно внимала процессу. Сверху была видна заколка в виде бабочки на макушке Бьянки.

— Твоя племянница, между прочим, все время молчала, — заметил Котов, — не принимала участия в беседе.

— Бьянка очень застенчива, — пояснила тетушка, отвечая лучистым взглядом, — в компании ей нужно привыкнуть к незнакомому человеку.

— Это понятно, — согласился Котов, — понятно… хотя… говоря откровенно, сразу и не скажешь, что она твоя племянница. Ты гораздо интересней, гораздо.

— Она меня моложе на 18 лет!

— Ты — женщина высокого класса, — сказал Котов строго, — я же вижу. Для такого класса возраст имеет второстепенное значение. Вот смотри, Катрин Денев сейчас даже более желанна. для многих молодых людей.

— Ты думаешь?

— Думаю. Из вас троих ты — самая интересная, поверь.

— Альбер, правила приличия вовсе не требуют от тебя говорить столько комплиментов. этого не требуют даже правила клуба, где работает Венсан.

— Слава Богу, — Котов надвинулся на катрин-денев-тещу рдеющим лицом, — слава Богу, я там не работаю. Честно говоря, я полагал, что работа Венсана — секрет. Но я ему признателен.

— Конечно, секрет. Полишинеля.

— Нет, правда, я ему признателен за этот день. — Котов овладел левой кистью катрин-денев-тещи и, повернув ее ладонью к себе, вдруг осознал, что повторяет движения Венсана. Belle Maman уступила ладонь без сопротивления. Она выглядела смущенной и как будто все искала нужную фразу:

— Альбер! Я все хотела. хотела спросить. Вы действительно совсем не знаете. Венсана?

— Не знаю, это правда! Кстати, а сколько ему лет?

— Могу сказать довольно точно — 19.

— Ничего себе, — Котов потер себе темя, — я думал, все же побольше. Совсем мальчишка.

— Дело не в возрасте. дело в другом.

— А в чем?

Но катрин-денев-теща, мягко высвободив кисть, отошла к противоположной стене, где наряду с картинами имелась и книжная полка. Оправив свитер и прическу, произнесла с некоторой торжественностью:

— Ладно, не будем об этом… все… Альбер, я хочу подарить тебе этот альбом. Будешь вспоминать об этом дне, о моем доме.

На глянцевой обложке с видом горной деревни значилось «Alpes Maritimes — mon amour», «Приморские Альпы — моя любовь». Альбомчик был карманного формата, что особенно радовало. Котов сообразил, что получает повод выказать горячую признательность. За все. Он снова надвинулся и, аккуратно сграбастав тетю Изабель, нашел губами ее теплую шею. Между поцелуями он бормотал: «Merci, merci!» «Ну что вы, Альбер!» — отвечала Изабель слегка удивленно. Выражение благодарности затянулось, становясь все более настойчивым. Котов оставил уставшую от поцелуев шею тетушки — которую не нашел увядающей, — поскольку почувствовал, что созрел для большего. Крохотная заминка (он опустился на корточки) дала повод для быстрого самоанализа. Он осознал, что ведет себя как банальный обольститель из полузабытого фильма. Но его азарт и возбуждение были неподдельны. И, кажется, одним из источников было впечатление от стиля Венсана, его замашек. Изабель философически сдержанно отнеслась к тому, что молодой художник нашел под свитером ее в меру выпуклый живот и поцелуями выразил к нему почтение. Но когда Котов стал судорожно расстегивать ее белые брюки, нетерпеливо их дергая, она произнесла ожидаемое: